Александр Кудрявцев - Я в Лиссабоне. Не одна[сборник]

— Тебе не кажется, что немного странно для писателя не писать вообще, — поправилась она спокойно.

— Брось, — сказал я, — писатель — это тот, кто пишет книги и раздает автографы. — А я просто сочиняю истории, чтобы не сойти с ума, — сказал я.

— Выкрикиваю свое безумие, — объяснил я.

Она посмотрела на меня внимательно. Я ответил ей тем же. «Почему этот бойкий мужик, трахнувший студент-ку-практикантку прямо на подоконнике, стал аморфным куском говна?» — безусловно, говорила она взглядом. «Как это девчонка, только о ебле и думавшая, задрачива-ется теперь на тему заработка, статуса и еще тысячи никому не нужных хреновин?» — отвечал взглядом я. Наверняка она бы выиграла в эти гляделки, но в прихожей заворочался Васяня-Обрубок, и она усмехнулась.

— Давай, социальный работник, — сказала она насмешливо, — иди подержи судно своему бомжу.

— Запросто, — сказал я, — по крайней мере, проявлю милосердие.

— Которого лишены такие вот пезды с факультетов психологии и социологии, которые пишут рефераты на тему «Как я хочу помочь несчастным людям», — сказал я.

И подумал, что это мы впервые по-настоящему ругаемся. Она, видимо, подумала о том же и поднялась.

— Сиди уж, — сказала Наташа — а я ПОКАЖУ тебе, что не один ты со своим долбаным милосердием, которым просто сам себя оправдываешь, можешь помочь человеку…

— Обрубку, — поправил я.

Но она уже была в прихожей. Расстегнула Васяню под его одобрительное мычание. И сказала:

— Ого…

— Что? — спросил я, потому что не мог сейчас видеть того, что предстало перед ее глазами.

Она промолчала, а я и не понял. Подумал, это ее степень загрязненности впечатлила. А о том, НАСКОЛЬКО его хер велик, я уже и забыл. Так что возглас Наташи прошел мимо меня. Я просто сидел на кухне, глядел в окно и ждал своего часа. Сидел и ждал, ждал и сидел.

Ну, он и пришел.

Наташа изменила свое отношение к Васяне-Обрубку. Стала убирать за ним говно. И уже на следующей неделе сказала мне, что неплохо было бы Васяню-Обрубка вымыть. Это меня здорово удивило, но я решил, что это у нее рецидив хипповой юности такой. А потом вспомнил, какое гнетущее воздействие на меня произвел огромный и черный — прямо как у коня — хер Васи, и стал нерешительно отказываться.

— Тогда я сама его помою, — сказала она решительно.

Я только благодарно кивнул. Она пошла мыть Васю, который совсем деградировал и уже даже разговаривать почти не мог. А я продолжил думать о том, как все несправедливо устроено в этом мире. Ох уж эти молдаване долбаные… Туземцы, недооценившие все блага белой цивилизации! Я даже стихотворение написал.

— Только послушай, Наташа! — сказал я.

Встал у входа в комнату и прочел нараспев:

…В голове у меня раздались слышные только мне аплодисменты… Я замолчал и, раздувая ноздри, постоял немного молча, впечатленный собой.

— Ну, как? — спросил я.

Я был ужасно собой доволен. Первое стихотворение в прозе да пять лет Молчания! Я уже даже представлял себе эти строки в своей автобиографии: «Первое стихотворение в прозе за Пять Лет Молчания… Имярек, прошедший сквозь горнило страданий…» Но Наташа сказала только:

А-а-а-а…

Причем, с весьма отсутствующим видом, который она в последнее время стала принимать все чаще.

— Что «а»? — спросил я.

— А, ну да, да, — сказала она.

— Что да-да?! — зло спросил я.

— Ну, неплохо, — сказала она виновато.

Потом глянула почему-то себе на руки и сказала осторожно:

— Милый, а может, не одни только, по твоему выражению, «молдаване ебучие» виноваты в том, что ты сидишь дома и ничего не делаешь?

— Они выкинули меня с работы! — гордо сказал я.

— Их газеты разорились, причем все, — сказала она.

— То есть они и СЕБЯ выкинули с работы, — сказала она.

— А ты уже пятый год ничего не делаешь, — напомнила она.

— Так, может, пора чем-нибудь заняться? — спросила она.

— Брось, — сказал я, — эти молдаване ебучие перекрыли нам, русским, кислород, дохнуть нечем. Где найти рабо…

— У меня знакомый еврей открыл магазин, — сказала она, — и ему нужны экспедиторы. — Альбац его фамилия, — сказала она.

— Я?! — спросил я. — Экспедитор?! — сказал я.

— Все равно не получится, — сказал я, — обязательно эти молдаване ебу…

— Как же ты узнаешь, перекрыли они тебе кислород или нет, если ты даже НЕ ПРОБУЕШЬ? — спросила она.

Я отмахнулся и спросил:

— Так тебе понравились мои стихи?

В магазин все-таки пришлось устроиться. Наташа стала нервничать и намекать на возможный уход. Это огорчало и пугало: мужчина в моем возрасте и положении не сразу бы нашел себе замену этой бесплатной машинке для секса. А регулярный секс значил для меня очень много. Само собой, секс чаще всего бывает ТОЛЬ-

КО у женатых. Все разглагольствования на эту тему холостяков просто треп. Снять бабу, потратить на нее деньги и время, отвести куда-то и оприходовать — если кто-то станет говорить вам, что проделывает такое КАЖДЫЙ день, то это — гнусная ложь. Это элементарно затратно и трудно. Женатый же имеет секс каждый день. Я хотел и утром, и вечером. Правда, по утрам теперь пришлось отменить. Ведь я стал рано уходить на работу. Работенка попалась не пыльная, но была в ней одна проблема.

Там действительно нужно было работать.

А это меня всегда отвлекало от действительно важного. Наблюдения жизни! Так что на третью неделю я, вроде случайно, уронил ящик с бутылками, полаялся с боссом и швырнул ему в лицо свою рабочую кепку — ну вроде как заявление, — после чего ушел. Не спеша прогулялся по центру города, стараясь не заходить на центральную площадь — там постоянно шли какие-то митинги, а я проявлял гражданскую пассивность (попросту трусил), — и побрел домой.